Социальные фантазмы

Экономист Оливье Ледуа предлагает переделать современную демократию так, чтобы каждый избиратель получал именно ту власть, которую заслуживает. Записал Сергей Рачинский. Фотограф Йосуке Хасегава (Yosuke Hasegawa)  

Чем плоха современная демократия?

Большинство технологий, которые составляют основу нашей жизни — передвижение, коммуникация, информация, — за последний век эволюционировали с головокружительной скоростью. Трудно представить себе более важную технологию, чем демократия, ведь именно политика определяет, как функционирует общество. Но именно демократия парадоксальным образом оказывается едва ли не самой отсталой технологией. Большая часть ее механизмов зародилась еще во времена Великой французской революции, а последняя масштабная инновация — всеобщее избирательное право, которое появилось сто лет назад. Чтобы перестроить современную демократию, необходимо отделить ее нерушимые принципы — мнения граждан определяют политику государства — от реформируемых технологий, например, тайного голосования.
Приведу в качестве примера пять недостатков современного демократического устройства. Во-первых, оно культивирует демагогию, и особенно раздачу пустых предвыборных обещаний, выполнять которые в реальности никто не собирается. Во-вторых, провоцирует краткосрочное мышление. Политики редко думают дальше, чем на одни выборы вперед, а ведь для полноценного и гармоничного развития страны горизонт должен составлять 20-30 лет, и даже больше. В-третьих, у государственных чиновников нет никаких реальных стимулов предлагать населению высококачественные услуги по низким ценам. В любом, самом демократическом обществе фактически существует монополия на оказание госуслуг — поставщик один, и у него нет конкуренции.
В-четвертых, легитимность правительства в современной демократии обеспечивается так называемым общественным договором. Эта идея восходит ко временам Жан-Жака Руссо и прочих деятелей Просвещения, но понятие это довольно эфемерное. Лично я, например, не подписывал никакого договора с государством. Он не только никак не вербализован, но и никак не ограничен во времени: обычно при составлении контракта детально обговариваются не только права и обязанности сторон, но и сроки его действия — например, пять лет, по прошествии которых в него можно вносить изменения. В случае с договором общественным это не так, в результате мы зачастую оказываемся заложниками данного нам от рождения общественного устройства. К тому же коммерческий договор можно и не подписывать, а общественный — нельзя. У вас нет никакого выбора. Вообще-то, если вам приставили к голове пистолет и заставили подписать контракт, любой суд признает его незаконным — но только если это не общественный договор. И все больше людей начинают понимать всю бессмысленность этой конструкции.
Наконец, в-пятых, если посмотреть на количество избирателей, которые голосовали не за правящую партию, правительство или президента, то окажется, что в большинстве демократий их почти половина. Это довольно много людей, чтобы их игнорировать. Конечно, при диктатуре игнорируются интересы 100% населения, но при демократии этот показатель подбирается к 50% — лучше, но не сильно. Между тем мне кажется, что можно и нужно стремиться к тому, чтобы людей, чьи интересы игнорируются, было 0%.
Что же вы предлагаете взамен современной системы?
Альтернативу, которая называется «демократия выбора» и основана на одной простой идее: общественная жизнь каждого гражданина управляется той партией, за которую он лично проголосовал на последних выборах. В той или иной степени это позволяет решить все перечисленные выше проблемы.
Возьмем демагогию: ее неминуемо станет меньше — просто потому, что каждый человек будет непосредственно зависеть от той партии, которую выберет, а потому станет более тщательно вникать в ее программу. У людей появятся реальные стимулы для того, чтобы пристально изучать взгляды и обещания политиков, а не вестись на дешевые лозунги и популизм. Ведь вы буквально получаете то, за что голосуете.
То же самое с долгосрочным планированием: в современных демократиях эта проблема имеет одно весьма красноречивое и физическое выражение — размеры государственного долга. Они постоянно растут, и в результате сейчас мы наслаждаемся общественными благами, за которые потом придется платить нашим детям. При демократии выбора такая ситуация малореальна: если я выбираю между партией, у которой долг в триллион долларов, и партией, у которой долга вообще нет, более или менее понятно, что я в итоге выберу. Любой человек заинтересован в том, чтобы его налоги оплачивали те государственные услуги, которыми пользуется он сам здесь и сейчас, а не его предшественники. Отсюда мощный стимул для появления здоровых бюджетов.

И как же формируются эти здоровые бюджеты?
Каждая партия сама собирает со своих граждан налоги. В зависимости от партии, за которую они голосуют, разные люди платят разные налоги: большие — социалистам и коммунистам, маленькие — либералам и либертарианцам. Однако мне представляется, что должна существовать четкая система барьеров и партийных цензов, иначе стране угрожает анархия: если существует либертарианская партия, которая отражает интересы 2% избирателей, я не думаю, что ей следует доверять управление этими людьми. В госуправлении должны принимать участие две-три крупнейшие партии страны. И если вы посмотрите на большие партии существующих демократий, окажется, что их налоговая политика различается не так уж сильно, обычно споры идут о считанных процентах, и никто не говорит, что нужно брать 1% налогов или, напротив, 99%. В итоге система получается довольно взвешенная и центристская, как, собственно, и есть в большинстве демократических стран сегодня. Например, в Швейцарии, где я живу, в управлении страной участвуют только четыре партии, в Великобритании — три, а в США и вовсе две.
Но в США партии фактически управляют по очереди и все время корректируют предшественников. Как же будут взаимодействовать партии, которые управляют страной одновременно?
В рамках демократии выбора партии вовсе не обязательно будут тянуть одеяло на себя — напротив, у них будут все стимулы для того, чтобы объединяться в решении тех проблем и исполнении тех функций, где они могут достичь компромисса. В первую очередь это относится к экстренным службам, спецслужбам, определению гражданства, охране границ, внешней политике. Но даже в том, что касается армии, может не быть единства. Конечно, на оборонительную войну, скорее всего, согласятся все, но если речь идет о вторжении в другую страну, какая-нибудь партия может сказать: «Ну нет, за это мы платить не будем, это ваша идея». И мне кажется, что такая модель сделает страну более мирной — способной защитить себя, но менее склонной к внешней агрессии.
А как быть с принципом формирования армии? В России, например, левые и консерваторы выступают за сохранение призыва, а либералы — за профессиональную армию.
Армия вполне может состоять из двух частей. Например, если я поддерживаю левую партию, я обязан служить, а если служить не хочу, то стоит задуматься о поддержке правых. И примеры подобного уже есть. Так, в ФРГ в 1980-е многие немцы переезжали в Западный Берлин, потому что там не действовал призыв.
То есть каждая партия будет писать свои законы?
Разумеется. Модель демократии выбора предполагает множество систем законодательства и судебных систем. Именно законотворчество и правоприменение составляют суть правления той или иной партии. К примеру, одна партия может установить ограничение в 120 км/ч на скоростных трассах, а другая — в 130 км/ч, и разные граждане будут подчиняться разным ограничениям, в зависимости от того, за какую партию проголосовали.
Но кто же будет управлять людьми, которые не ходят на выборы?
Никого нельзя заставить голосовать за ту или иную партию, равно как и вообще участвовать в выборах. Если человек воздерживается, им будет управлять центральное правительство. Без него в системе демократии выбора все же не обойтись: помимо прочего оно будет заниматься и образованием, и здравоохранением, и прочими традиционными функциями, но в гораздо меньших масштабах, чем это сейчас принято. В некотором смысле центральное правительство будет равноценно правительствам партийным, просто под его юрисдикцию будут попадать те, кто решил не голосовать. Своеобразные установки по умолчанию. В этом и заключается свобода выбора: если вы готовы приложить определенные интеллектуальные усилия, обработать весьма значительный объем информации, сравнивая программы разных партий, и найти ту, которая им по душе, — тогда вами будут управлять так, как вам хочется.
Кроме того, централизованная бюрократия будет регулировать те области, в которых партии достигли консенсуса, о котором я говорил выше — границы, спецслужбы и тому подобное.

При этом у каждой партии тоже есть своя бюрократия?
Разумеется, как же иначе она будет реализовывать свою власть?
Не начнут ли все эти бюрократии чудовищно раздуваться?
Напротив, правительства разных партий будут конкурировать друг с другом, пытаясь предложить наиболее высококачественные и дешевые государственные услуги. Бюрократия — это издержка, и они будут стараться ее минимизировать. Если партия A предлагает те же услуги, что и партия B, но бюрократов у нее вдвое меньше, например потому, что она активно пользуется компьютерными технологиями, то она сможет брать со своих избирателей меньше налогов. И все начнут голосовать за партию A, а партии B придется подтягиваться под ее стандарты и технологии.
А нет ли риска, что какая-нибудь левая партия возьмет на себя огромное количество обязательств, привлечет массу избирателей, но они просто в силу низкого дохода не смогут обеспечить налоговую базу для исполнения этих обязательств, и партия обанкротится.
Между двумя-тремя основными партиями обычно мало разницы в том, что касается налоговых ставок и перераспределения богатств. Даже в США консерваторы-республиканцы не снижают налоги поголовно для всех граждан, а демократы не обеспечивают их всем необходимым за госсчет. Разница между крупными партиями в основном проявляется в их риторике, а также в некоторых — впрочем, зачастую весьма существенных — нюансах правления. Если партия оказывается у власти, это делает ее более ответственной и заставляет заботиться и о бедняках, и о богачах, потому что для нормально функционирующего государства нужны и те, и другие. В демократии выбора все партии — правящие. В итоге левые не станут задирать налоги до небес, потому что им нужны деньги богатых. А правые будут блюсти интересы бедных, потому что каждая партия стремится к массовости и максимальным налоговым поступлениям, но она не может просто класть эти деньги в карман — нужны обоснованные статьи расходов, в частности, забота о бедных. Кстати, экспериментально доказано, что правые избиратели проявляют большую щедрость к бедным, которые разделяют их политические взгляды. И это вполне логично. Демократия выбора, таким образом, дает простор для взаимопомощи единомышленников: внутри одной партии перераспределения богатств будет больше, чем между партиями.
А как быть с «проблемой халявщика», если избиратели одной партии захотят воспользоваться благами, которые создает другая партия?
Сейчас федеральные правительства разных стран зачастую предлагают множество общественных благ, которые являются исключительными, например, в здравоохранении: вас будут лечить бесплатно или на льготных условиях, только если вы зарегистрированы в системе государственного страхования и ваше имя есть в списке, а если нет, вы должны платить. Такие же системы контроля могут вводить и партии в демократии выбора: если вас нет в нашем списке, будьте добры, идите к своей партии и обслуживайтесь у них. К тому же мне кажется, что при наличии двух-трех партийных правительств они будут заинтересованы в том, чтобы сотрудничать друг с другом в борьбе с халявщиками.
Есть ли какие-то аналоги вашей модели в реальной жизни?
Самая близкая к демократии выбора и вполне эффективная система существует сейчас в Бельгии, где, согласно конституции 1980 года, существует три сообщества, каждое из которых управляется отдельным правительством, но деление идет не по географическому принципу, как это часто происходит, а по языковому. Если вы посмотрите на любой многоквартирный дом в Брюсселе, окажется, что семья со второго этажа управляется одним сообществом, а семья с третьего — другим. И свою юрисдикцию они выбирают сами. Впрочем, функции этих правительств ограничены всего тремя областями — образование, здравоохранение и социальное обеспечение, остальным занимаются традиционные региональные и федеральные власти. Это своего рода эксперимент, который оказался удачным: люди вполне счастливы, с уважением относятся к культуре друг друга.

Демократия выбора противоречит одному из базовых демократических принципов — тайне голосования. Как система, в которой каждый голос становится явным, повлияет на политические взгляды и практики людей?

Мне кажется, что повлиять может принципиально. Взять, к примеру, экстремистские партии: люди голосуют за них с куда большей охотой, когда могут это сделать анонимно. Если вам позвонят из социологической службы и спросят: «Господин Петров, за кого вы голосовали?» — вы вряд ли признаетесь, что голосовали за каких-нибудь экстремистов. Люди в таких ситуациях склонны врать. И если людям придется писать в бюллетенях свое имя напротив той или иной партии, это сделает их более умеренными.
Кроме того, современная система выборов трансформирует ваш голос в безличную цифру: вот за партию A проголосовали 55 752 528 человек, а вместе с вами стало 55 752 529. Но мне-то кажется, что голосование должно быть чем-то большим — проявлением реальной связи между избирателем и его партией, общественным договором, который вы в буквальном смысле подписываете. Люди станут относиться к своему выбору гораздо более ответственно. Когда ваш голос — это просто цифра, когда шанс того, что он повлияет на исход выборов, один из ста миллионов, вы вряд ли станете утруждать себя изучением всех тонкостей предвыборных программ и предвыборной борьбы. Вы просто проголосуете за кандидата с самой красивой стрижкой. Но когда от вашего голоса стопроцентно и непосредственно зависит ваша дальнейшая жизнь — сколько налогов вы будете платить и как быстро ездить на машине, — тогда вы приложите максимальное количество усилий, чтобы сделать правильный выбор. И в этом на самом деле нет ничего сверхсложного: большинство из нас готовы потратить много времени и сил на поиск хорошего доктора или школу для своих детей. Найти хорошую партию — это вполне сопоставимая задача.
Наконец, у людей сформируется более реалистичный взгляд на политиков. Если вы выбираете среди множества бюрократов, вы знаете, что ваш кандидат — страшный чинуша, но он лучший из них. К примеру, я страшно недоволен своей страховой компанией и уверен, что она обдирает меня, как липку, но я точно знаю, что она — лучшая на рынке и в случае чего позаботится обо мне лучше остальных. Именно такое отношение, как мне кажется, должно выработаться и по отношению к государству.
Название «демократия выбора» вовсе не означает, что в других видах демократии выбора нет, просто он коллективный, а не индивидуальный. Главное, таким образом, даже не в том, что голос просто перестает быть анонимным, а в том, что он начинает что-то значить и выбор влечет за собой реальные последствия.