Уборочное наказание

Кирилл Белянинов — о своем опыте исправительных работ

Корреспондент "Огонька" на собственном опыте убедился, как работает система наказаний для участников несанкционированных митингов в США, и остался не слишком доволен увиденным

Кирилл Белянинов, Нью-Йорк

— Ну вот,— довольно сообщил адвокат Николас, аккуратно засовывая в профессионально-кожаный портфель тоненькую папку с моим судебным делом.— Я же говорил, что ничего страшного не будет. В общем, если понадоблюсь, звони!

Адвокат сунул мне в руку визитку и, одобрительно похлопав на прощание по плечу, скрылся в запутанных коридорах криминального суда Нью-Йорка. Чему так радовался защитник, я, честно говоря, не понял. В руках у меня осталась копия приговора суда, извещение с требованием уплатить 685 долларов в виде штрафа и оплаты издержек и бумажка с направлением на общественные работы.

"Забирайте!"

Судебная система в любой стране отличается особой неторопливостью. Меня арестовали в начале декабря прошлого года, когда активисты движения "Оккупируй Уолл-стрит" устроили очередную акцию возле Нью-Йоркской товарной биржи (см. "Огонек" N 50, 2011 год). Поначалу все проходило тихо, и кучки недовольных граждан с самодельными плакатами мирно бродили вокруг цитадели капитализма. Биржу защищали железные барьеры и небольшой отряд полиции в самой обычной синей форме. Но стоило толпе демонстрантов хоть чуть-чуть сгуститься и задеть ограждения, откуда-то из-за угла здания немедленно появилась группа правоохранителей в шлемах с забралами и бронежилетах.

Несогласных как-то очень по-деловому разделили снова на небольшие кучки, прижали к стенам домов, а потом за спинами рядовых полицейских появились офицеры в белых рубашках. Проходя вдоль строя задержанных, они быстро указывали пальцем на зачинщиков беспорядков.

Когда палец уперся прямо в меня, я попытался объяснить, что работаю журналистом, оказался в рядах несогласных исключительно по профессиональной необходимости и вообще не валил никакие заградительные барьеры. Офицер с интересом повертел в руках официальную аккредитацию госдепартамента США для иностранных корреспондентов, спросил, есть ли у меня точно такая же, только выданная полицией Нью-Йорка, и, услышав отрицательный ответ, махнул рукой: "Забирайте!" 

За спиной защелкнулись наручники. Потом была длинная процедура в полицейском участке с обязательным фотографированием в фас и профиль, со снятием отпечатков пальцев и с другими знакомыми по фильмам об американской жизни процедурами. А затем всех задержанных доставили в городскую тюрьму в Нижнем Манхэттене, больше известную под названием "Гробница".

После суток в камере меня привели в зал суда, и вечно улыбающийся адвокат Николас заявил о моей невиновности.

— Хорошо,— невозмутимо согласился судья, назначив следующее заседание по моему делу на конец апреля.

Суд не отходя от кассы

Как готовиться к предстоящему процессу, я толком не представлял. В ответ на все звонки жизнерадостный Николас неизменно сообщал, что ведет "торги" с прокуратурой и обязательно договорится о закрытии дела.

— Они сразу предложили месяц тюремного заключения и штраф, правильно? — на всякий случай уточнял он.— Раз мы не согласились, то теперь все будет выглядеть не так страшно.

За несколько месяцев я обзавелся знакомствами среди юристов и людей с мелкоуголовным прошлым и выяснил, что особого вмешательства в мое дело и не потребуется. Того же Николаса попросили заняться моим вызволением старые друзья, так что для меня его помощь была бесплатной. Обычно участие адвоката в подобном деле обходится задержанному в 3 тысячи долларов, но если денег нет, то прямо перед судебным заседанием к вам подойдет бесплатный общественный защитник и подробно расскажет, как и что делать. Утверждают, что шансы на выигрыш дела и у бесплатных защитников, и у платных адвокатов примерно одинаковы.

В день суда Николас опоздал на полтора часа и, появившись наконец перед залом заседаний, немедленно отвел меня в сторону. В коридоре сидели и стояли человек 200 правонарушителей, среди которых явно выделялась группа молодых людей в сванских шапочках и с недельной небритостью. Один из них пришел в суд в настоящей кепке-"аэродроме", которая, по всей видимости, постоянно напоминала ему о далекой Родине.

За что именно собирались судить сванов, я так и не выяснил.

Николас довольно сообщил, что сумел обо всем договориться.

— Наказание будет минимальным, только нужно обязательно признать себя виновным и на все вопросы судьи отвечать только "да",— объяснил он.

Похоже, особой уверенности во мне он за эти месяцы так и не приобрел, так что уже перед входом в зал он озабоченно обернулся, спросив:

— А ты точно не собираешься речь произносить?

Американские адвокаты обычно советуют своим клиентам не выступать с последним словом. Считается, что судьи не очень любят, когда у них впустую отнимают время, и всегда выносят любителям поговорить куда более жесткие приговоры.

Слушания по делу о нарушении общественного порядка заняли минут пять. Дождавшись, когда оказавшегося в очереди перед нами "нетрезвого водителя" приговорили к лишению прав на полгода и трехмесячному посещению курсов "анонимных алкоголиков", я быстро признал себя виновным.

— 300 долларов — штраф, 300 — возмещение судебных издержек, 85 — возмещение затрат на работу канцелярии,— быстро перечислила судья, не поднимая глаз от каких-то документов.— И 16 часов общественных работ. Следующий!

Еще через 10 минут судебный клерк вручил мне ворох необходимых бумаг, и я попрощался с Николасом.

Как выяснилось, заплатить штраф и судебные издержки можно прямо в здании суда. Пристав в полной форме молча довел меня до окошка кассы, напоследок объяснив, что всю сумму необязательно выкладывать сразу.

— Можешь попросить о рассрочке на несколько месяцев или заплатить кредитной карточкой,— уточнил он.

Отдел "Общественные работы" оказался буквально в двух шагах от кассы. Просунув в окошко судебное направление, я осторожно поинтересовался, где именно могут пригодиться мои профессиональные навыки. Еще в камере "Гробницы" несколько бывалых задержанных объясняли, что иногда получается напроситься на работу в какую-нибудь церковь.

— Но самое лучшее — попасть в библиотеку,— вспомнил один из арестантов, попавший в камеру из-за скандала в каком-то баре.— Целый день сидишь под кондиционером, делаешь вид, что разбираешь бумаги!

Действительность оказалась немного печальнее.

— Уборка мусора,— отчеканила чернокожая девица в полицейской форме.— На выбор — Верхний или Нижний Манхэттен.

В Верхнем расположен знаменитый Гарлем, так что я малодушно выбрал Нижний.

Еще через несколько дней в 7:55 утра я стоял в громадном гараже-ангаре Sanitation Department, отвечающего за вывоз мусора и уборку городских улиц. Как объяснила на прощание чернокожая девушка в суде, рабочий день для нарушителей начинается ровно в 8:00, опоздание даже на минуту грозит тем, что этот день просто не зачтут.

Многие попали в "оккупанты", просто случайно оказавшись рядом с акцией Фото: REUTERS/Keith Bedford, Reuters

При этом переносить дату "отработки" можно только один раз. При повторном прогуле к делу подключают полицию, и суд в обязательном порядке пересматривает приговор, назначая более суровое наказание.

Правда, как выяснилось, только этим правила поведения для участников общественных работ не ограничиваются. Когда в гараже коммунальщиков собралась группа в полтора десятка правонарушителей, из крохотного офиса вышел пожилой человек в зеленой форме с армейского вида нашивками и произнес короткую, но убедительную речь.

Нам запрещалось: самовольно покидать место работы, отлучаться без разрешения более чем на 5 минут, отставать от сопровождающего более чем на 50 метров, портить казенное имущество, уходить, не поставив в судебную бумагу штамп об отработанном дне, отклоняться от маршрута, есть и распивать любые напитки во время работы. На обед выделялось ровно 30 минут, и, как напомнил человек в зеленом, "любое нарушение будет караться незачетом рабочего дня".

— И самое главное,— подытожил он свое короткое выступление.— В здании, где вы получите рабочий инвентарь, есть туалет. Всем мужчинам для справления малой нужды использовать только писсуары! Если кто-то попробует использовать унитаз, будет немедленно отправлен домой с отметкой о незачете!

По окончании инструктажа нарушителей рассадили в два белых микроавтобуса с надписями Sanitation Department на бортах. Машины, попетляв минут 10 по узким улицам Нижнего Манхэттена, остановились под Бруклинским мостом, где прямо к одной из опор прилепилось двухэтажное здание коммунальщиков.

Внутри единственной комнаты на первом этаже сидели грустный латиноамериканец лет 30 в несвежей зеленой униформе и человек пять разновозрастных чернокожих. Стены комнатки были покрыты темно-синей краской, сквозь которую проступали старые надписи нелестного для коммунальщиков содержания, а на столе в углу лежала горка ярко-оранжевых светоотражающих жилетов.

Знаменитый туалет, как выяснилось, располагался на втором этаже.

Наш сопровождающий разбил нарушителей на две группы по семь человек в каждой и, сверившись с какими-то записями, объяснил маршрут, который нам предстояло "вычистить до блеска". Один из чернокожих отдыхающих недовольно поднялся со стула и, вытащив из сумки собственный оранжевый жилет, махнул нам рукой:

— Пошли за инвентарем!

Как оказалось, каждую группу нарушителей возглавляет старший. Обычно это недавно освободившиеся осужденные, которые находятся под наблюдением полиции и несколько дней в неделю должны являться для общественных работ.

Наш старший, правда, представился обычным безработным. Объяснил, что его зовут Мартин и последние 20 с чем-то лет он отработал охранником в банке. Потом его уволили, найти работу в 50 лет не так-то просто, так что полгода он получал пособие, а теперь, чтобы выплаты совсем не прекратились, должен три раза в неделю по 8 часов водить по городу группы правонарушителей в ярких жилетах.

Рабочий инвентарь стоял в отдельном закутке у стены здания. Высокие, по пояс, пластмассовые баки на колесиках и обычные метлы. К каждому баку, впрочем, прилагался комплект из трех вместительных пластиковых пакетов.

— Пойдем,— махнул рукой Мартин, и наша небольшая колонна, толкая перед собой баки и грохоча колесами, углубилась в Чайна-таун.

Братья по метле

Вместе со мной улицы убирать предстояло двум подросткам хипстерского вида с серьгами в носах и бровях, паре молчаливых чернокожих лет 30, латиноамериканцу с грустным выражением лица и пожилому худощавому мужчине в тонких очках.

— Хорошо все же, что выбрали именно Чайна-таун,— неожиданно сообщил он мне, когда мы сделали остановку возле первого же китайского бакалейного магазинчика.— Мои знакомые тут обычно не появляются.

Работа оказалась непыльной. Улицы с утра уже подмели и полили водой владельцы местных магазинов и офисов, так что нам оставалось сгребать метлой отдельные окурки и бумажную мелочь. Особо ретивых останавливал опытный Мартин.

— Не спешите вы так, вам еще 8 часов работать,— старший укоризненно покачал головой, объясняя, что всего за 15 минут мы успели убрать маршрут, на который у него обычно уходит "часа полтора".

Оптимизм пожилого нарушителя в тонких очках испарился минут через 10. Мы честно убирали тротуар возле небольшой пресвитерианской церкви, когда откуда-то сзади вдруг раздался голос:

— Доктор Браун! Вот кого не ожидал здесь увидеть!

С противоположной стороны улицы на нас с удивлением смотрела группа студентов, а возглавлявший ее грузный человек уже бежал через дорогу в нашу сторону.

— А мы здесь помогаем церкви, добровольно,— не растерялся мой "коллега", успев поправить ярко-оранжевый жилет.— Мы здесь каждую неделю, а вот и церковный староста, мистер Уайт!

Он указал рукой на Мартина, который ошарашенно наблюдал за происходящим.

После того как группа студентов наконец-то удалилась, выяснилось, что мой "коллега" на самом деле доктор философии и преподает политологию в нью-йоркском колледже Туро. До этого работал в Китае, Египте и России, где два года преподавал в Тимирязевской академии. А на общественных работах оказался после одной из акций "Оккупируй Уолл-стрит". По словам профессора Брауна, он мирно шел вместе с остальными демонстрантами, когда полицейские неожиданно врезались в толпу.

— Правда, мы полностью блокировали движение на нескольких улицах и отказывались уходить,— смущенно добавил он.

По словам политолога, ему явно повезло с судьей, так что он отделался 150 долларами штрафа и всего лишь одним днем общественных работ.

Больше политических в нашей группе не оказалось. Хипстеров с серьгами в носу задержали за справление нужды на городской улице и пререкания с полицией. А грустный латиноамериканец подрался с женой.

— Ну, то есть, с бывшей женой,— объяснил он во время короткого перерыва на обед.— Она пришла ко мне домой с новым бой-френдом и стала требовать вернуть какие-то вещи. Я отказался, и мы подрались, а потом приехала полиция.

Из-за драки ему пришлось заплатить штраф в 1500 долларов, и вот уже неделю он ежедневно подметает улицы. Из общего "срока наказания" в 64 часа ему осталось отработать всего один день, так что он очень боится что-нибудь нарушить.

— Я таксист, а судья отобрала у меня права. Вернут, когда принесу справку о том, что отработал все 64 часа,— заметил он, допив кофе, и снова взялся за метлу.

Двое чернокожих членов группы и вовсе отказались отвечать на вопрос о том, почему они оказались среди уборщиков Чайна-тауна, коротко заметив, что это "не мое собачье дело".

Без энтузиазма

Считается, что понятие "общественные работы" появилось в США в 1966 году, когда судья в округе Аламеда, штат Калифорния, предложил вместо тюрьмы отправлять нарушителей правил дорожного движения, которые не могли оплатить штрафы, на уборку местных парков.

Практика прижилась, и уже в середине 1970-х на общественные работы направляли больше половины мелких нарушителей. При этом судьи проявляли завидную изобретательность, так что задержанного за нарушение правил дорожного движения могли отправить мыть машины в полицейском гараже, а арестованных за распитие спиртного в городском парке — на прополку цветочных клумб.

Известны случаи, когда пойманные за вождение в пьяном виде должны были в течение 200 часов читать в школах лекции о вреде пьянства, допустившие правонарушение юристы работали клерками в судах, а адвокатов обязывали бесплатно представлять интересы нескольких клиентов.

Только в Нью-Йорке, по официальной статистике, каждый день на общественные работы выходит до 250 человек, отрабатывающих более 9 тысяч часов в год. Обычно они занимаются уборкой улиц, хотя отдельные группы выходят на работу в дома престарелых и больницы.

В большинстве случаев общественные работы — единственная альтернатива тюремному заключению.

— У меня был клиент, которого приговорили к 80 часам общественных работ, но он пропустил два первых дня и отправился за решетку на три месяца,— радостно сообщил адвокат Николас, когда я спросил его об этом наказании.

Юристы уверяют, что в условиях большого города подобные программы позволяют экономить бюджету до 3 млн долларов в год, которые в противном случае ушли бы на содержание заключенных за решеткой. Правда, какую именно выгоду получил Нью-Йорк от нашей работы, я выяснить не успел.

После завершения второго трудового дня мы, сдав пластиковые баки и поставив в угол метлы, выстроились, чтобы получить штамп об отработанном наказании. Человек в зеленой униформе выдал каждому честно заработанную справку и печально заметил:

— А работали вы все равно без энтузиазма...

http://www.kommersant.ru/doc/1933705