О ЧЕМ ПЬЮТ СПОРТСМЕНЫ

Спорт традиционно ассоциируется со здоровым образом жизни. Считается, что спортсмен и алкоголь несовместимы. Однако Геннадий Швец сломал этот, может быть, последний стереотип. Став свидетелем многочисленных побед и поражений в качестве спортивного журналиста и прослужив в течение долгих лет на посту пресс-секретаря Олимпийского комитета России, он как никто знал, как ставятся олимпийские рекорды. Вот и задумаешься по прочтении этой колонки: не вредна ли нашим олимпийцам борьба с пьянством?


Логичен вопрос: почему спортсмены вдруг пьют? По идее, не должны, это идет вразрез со всем их существом, с самим предназначением спорта. Ну, во-первых, пьют они на общих основаниях, то есть как и все остальное человечество, ведь производство алкоголя в мире не приостанавливается ни на минуту. Но у спортсменов есть и свои отдельные причины и поводы.

Больше всех пили советские спортсмены. Я могу рассказать о мировом рекорде по литрболу, это достижение следовало бы занести в Книгу Гиннесса, я содействовал его установлению.

Итак, конец февраля 1988 года, Олимпийские игры в Калгари, СССР опередил всех по медалям, а в последний день еще и наши хоккеисты выиграли в финале. Сразу после церемонии закрытия Олимпиады вся делегация, спортсмены, тренеры, руководители, почетные гости, журналисты приехали в аэропорт, где ждал чартерный Ил-86. «По чуть-чуть» разминались еще на земле, в залах ожидания, в барах, а уже на родном борту началось истинное «веселие на Руси». Министр спорта Марат Грамов, человек номенклатурный и крайне зажатый, вдруг расковался, вышел из своего первого класса в общий салон, взял у стюардессы микрофон, произнес в свойственной ему косноязычной манере тост, в котором главным виновником олимпийского торжества-88 назвал Михаила Сергеевича Горбачева (генсек как автор сухого закона вряд ли одобрил бы пьянку в самолете). Это означало, что все ограничения сняты, самолет отдан на волю победителей. Откуда-то взялся самый разнообразный ассортимент, от виски до самогона и чачи, хлопали пробки шампанского, с тележек стюардесс сметались валютные бутылки. Постепенно народ стал подниматься из кресел, все ходили взад-вперед, протискивались, чокались, обнимались, братались, смеялись, заливались пьяными слезами… Трезвых, непьющих было крайне мало, единицы. Гулянка достигала во всех смыслах невиданных высот. Потом начались песни в хоровом исполнении, проникновенно, до слез: «Команда, без которой мне ни жить». Была извлечена откуда-то гармошка, один партийный начальник брал ее с собой на Олимпиаду. Гармонист играл «Яблочко», а несколько человек в проходе довольно умело исполняли матросский танец. Часа через три действо достигло апогея, самолет раскачивался, ходил ходуном. Стюардессы были белые, они пытались взывать через микрофоны: «Самолет попал в зону турбулентности!» — но никто этому не внял, потому что собственная, внутренняя болтанка была сильнее. 

От чего все это пошло? Наверное, от Великой Отечественной. Петр Болотников, олимпийский чемпион 1960 года, рассказывал мне, что в 1952-м, когда СССР впервые участвовал в Олимпийских играх, в наших сборных командах было несколько фронтовиков, они говорили молодым спортсменам: «Пей!» — и наливали наркомовские сто грамм, как тут было отказаться. Традиция привилась, поллитровка передавалась от поколения к поколению как эстафета (5х100).

Наиболее систематично спортсмены пили на сборах: в процессе напряженных тренировок требовалось периодически расслабляться, брать на грудь. Поводом для выпивки нередко становилось ее обыкновенное наличие. Вроде бы водка шла наперекор и общефизической подготовке, и воспитательному процессу, а выходило наоборот: характерам добавлялись ухарство, безбашенность, даже некоторый героизм, ведь нарушителей спортивного режима могли отчислить со сборов, из команды, лишить денежного довольствия. И тоже по странной логике водка способствовала повышению тренировочных нагрузок, потому что «после вчерашнего» провинившийся старался компенсировать прегрешение, пахал за двоих, «за себя и за того парня», то есть за свое alter ego, за себя вчерашнего.

Небезынтересно еще разобраться, как водка распределяется (растекается) по видам спорта: кто больше пьет — футболисты, к примеру, или боксеры? Достоверной статистики нет, время для репрезентативных опросов упущено, потому что слишком многие бойцы ушли из жизни.

Годичную воинскую службу я проходил в Одесском СКА, в спортивном батальоне мы были распределены по трем ротам. Умеренно пила первая рота — волейболисты, баскетболисты, гандболисты. Довольно напористо налегали легкоатлеты и боксеры. Кто пил меньше всего? Думаете, шашисты-шахматисты, потому что им нужно держать мозги свежими? Нет, у нас в СКА шахматно-шашечные гроссмейстеры могли выпить море. А в трезвенниках (относительных) ходили почему-то борцы, особенно дзюдоисты и самбисты. 

А фавориты в пьянстве — футболисты, они делают это увлеченно, со смыслом, со вкусом. Я много дружил с профессиональными футболистами, особенно из «Крыльев Советов» и из «Черноморца». С юных лет моими друзьями были два основных игрока «Крыльев Советов» Юрий Капсин и Анатолий Жуков, оба они даже и в сборную СССР попадали на короткий срок. Когда «Крылья» проиграли финал Кубка СССР киевскому «Динамо» (обидные 0:1, гол забил Виктор Каневский), мы с Капсиным и Жуковым пошли в ресторан — футболистам требовалось залить горечь поражения. Потом команда выиграла календарный матч, мы опять пошли в ресторан.

— Если вничью сыграете, тоже будем пить? — спросил я.
— Мы пьем только о победе или о поражении. А о ничьей пить неинтересно, — сказал Толя.
— Иногда ничья бывает равна победе или поражению, — меня потянуло на философию.
— Пей, не умничай.

И еще запомнилась фраза из тех времен, ее Юра произнес, когда я не очень внятно посетовал на то, что хожу в ресторан исключительно за их счет:

— Когда-нибудь рассчитаешься, поставишь нам по стакану.

Он сказал это серьезным, даже суровым тоном. Как будто напророчил. В конце девяностых я приехал в Самару на местный Олимпийский бал. Позвонил Капсину, пригласил его и Толю Жукова на празднество. Юра сказал, что вечером занят, но при желании я могу навестить его на автостоянке, где он служит охранником, туда и Толя готов подтянуться.

Поздно вечером, после бала (это было во многих смыслах после бала) мы втроем сидели в будке. Я принес виски.

— Вот ты и налил нам по стакану, рассчитался, — весело сказал Юра, подводя некий итог, замыкая сюжетный круг.

Много написано о горемычных судьбах советских чемпионов, особенно о футболистах, хоккеистах, сюжетный движитель таких историй — стакан. Длинен мой поминальный лист. И какие же замечательные ребята в нем значатся! Красавцы, атланты, державшие советский спорт на своих плечах. Их увела в мир иной водка. Правда, я не могу доподлинно это утверждать. Например, Витя Прокопенко, великолепный футболист и тренер («Черноморец», «Шахтер», «Динамо» Москва) вообще не пил, вел исключительно здоровый и праведный образ жизни, а умер мгновенно, практически в расцвете сил.

Лично я из-за водки не прыгнул выше. Победив на первенстве Одесской области, установив личный рекорд, я в каптерке спортбата отмечал успех в своей компании, мы выпили на четверых три бутылки «Столичной». А ночью я бесконечно ходил в умывальник пить воду, литров пять выпил. И мгновенно выпал из формы, не успел набрать ее к первенству Вооруженных Сил СССР, меня отчислили из СКА и отправили в регулярную часть, где тренироваться было невозможно.
…Наша легкоатлетическая одесская компания после первых весенних соревнований затаривалась «Шипучим» и отправлялась среди ночи бродить по городу. Мы забегали наперегонки вверх по Потемкинской лестнице, залезали на постамент и целовались с бронзовым Пушкиным, с Дюком Ришелье, купались в холодном море, а потом для согрева до самого утра играли в баскетбол на «Динамо». Однажды в Одессе мы споили двух знаменитых шведов, прыгунов-высотников Яна Дальгрена и Чарльза-Окке Нильсона. Они приехали на международный турнир, а после мы взяли их в свою компанию, поехали к кому-то на дачу на Каролино-Бугаз, и там случилась фантастическая история. Нильсон, стоя на балкончике, крикнул мне что-то и протянул руку, я понял этот знак правильно: подпрыгнул — и поймал ладонь шведа, он втянул меня наверх. Потом оказалось, что я непостижимым образом подпрыгнул на столько, что хватило бы уцепиться рукой за верхний край баскетбольного щита, такое в то время удавалось только одному баскетболисту в мире — Уилту Чемберлену.

Интересно было пить с Валерой Брумелем. Он становился содержательнее, талантливее, вспоминал, как бил рекорды в Америке, как обцеловал его взасос Никита Хрущев, как Галина Брежнева протирала стекла Валериной «Волги» своей соболиной шубой. Однажды мы с Брумелем зашли в гастроном «Смоленский», встали в длинную очередь за самым востребованным товаром, Валера чуть привалился к пирамиде из ящиков с пустой тарой, конструкция накренилась и рухнула, битое стекло разлетелось по кафельному полу. Из подсобки выскочили грузчики, начали размахивать кулаками, а на лице Брумеля не дрогнул ни один мускул. Формально Валера не был виноват, он попенял грузчикам, что ящики стояли нетвердо. В конце концов грузчики «Смоленского» без очереди вынесли нам нашу сорокоградусную.

Ныне спортсмены так уже не пьют. Я бы даже так сказал: вам, нынешним чемпионам, так не пить. Во время Олимпиад в Олимпийских деревнях царит сухой закон. А на последних пяти Олимпиадах, на которых я работал в составе официальной делегации, водкой у нас в командах и не пахло. Иссякла традиция, выдохлась. Разве что ветераны позволяют себе иногда. А у действующих спортсменов теперь много других интересов и мотиваций: нужно обеспечить и обезопасить себя на будущее, создать запас, устроить жизнь по максимуму возможного. Наверное, это хорошо, что в наш спорт пришла трезвенность.

Но будем честны: в советском спорте истинных бойцов было больше, нежели в нынешнем российском. Хотя эта метаморфоза не стопроцентно связана с алкогольной темой.


Статья Геннадия Швеца «О чем пьют спортсмены» была опубликована в журнале «Русский пионер» №17.

http://www.ruspioner.ru/ru.php?id_art=3001