Долговой кризис обнажил слабые места Европейского союза

Можете считать его проклятием евро. Политики обсуждают в Брюсселе кризис единой валюты, но участники рынка расценивают их действия как недостаточные и несвоевременные. Когда они возвращаются домой, их обвиняют в слишком сильной и быстрой капитуляции. Итак, рынок облигаций падает, а политики бессильны что-либо сделать. Таким стал исход заседания в прошлом июле, где обсуждался второй этап спасения Греции, а также поддержка развивающегося Европейского валютного фонда. Италия и Испания уже в сложном положении, а политическое одобрение сделки уже навредило Германии и Финляндии. «Европейский союз не был предназначен для борьбы с кризисом», - печалится один бывалый еврократ. Вините в этом Жана Монне, крестного отца ЕС. Французский деятель верил в постепенное объединение послевоенной Европы путем реализации ряда проектов, с преднамеренно двусмысленным исходом. По его словам, Европа «не построится и не превратится в единое целое в мгновение ока: она будет создана благодаря конкретным достижениям, первым из которых станет фактическая солидарность». 

Его метод оказался успешным. Европейские государства добровольно отказались от части своей независимости. Тем не менее, метод Монне обнажил две проблемы. Во-первых, отчуждение избирателей. Избранным политикам все чаще приходится брать ответственность за действия, которые они не способны полностью контролировать. Тем временем, избиратели не могут избавиться от бездельников в Брюсселе.  Европейский парламент, раздутый и посредственный, не может восполнить дефицит демократии. Другой проблемой метода является его абсолютная статичность. Лидеры ЕС разрозненны, и для принятия многих решений по-прежнему необходим совет из 27 стран (или 17 для зоны евро). Единую валюту создали без поддержки министерства финансов, возможности поднятия налогов и согласованного принятия решений.

В обычное время подобные компромиссы, проверки и балансы компенсируют дефицит демократии, обеспечивая странам ощущение того, что проблемы не слишком велики. Но, в сложное время они воспринимаются как попытка вмешательства со стороны ЕС. Любое предложение по борьбе с долговым кризисом сталкивалось с вето политиков и парламентов. Реакция инвесторов на рынке облигаций измеряется секундами и часами, стран – днями и неделями, а ЕС требуются месяцы, годы, и даже десятилетия. В ходе кризиса наиболее активно проявляет себя Европейский Центральный банк, который не был избран и является независимым от всех государств.Таким образом, лидеры ЕС борются за реализацию уже согласованных полумер, однако, многие требуют большей интеграции. Мало кто заходит так далеко, как Джошка Фишер, член немецкой партии «зеленых», который настаивает на образовании Соединенных Штатов Европы. Но даже те, кто находится за пределами зоны евро, ратуют за более плотное объединение 17 стран. Яцек Ростовски, министр финансов Польши, который исполняет обязанности президента ЕС, говорит следующее: «Варианта два: усиление макроэкономической интеграции зоны евро или ее крах. Третьего не дано».И все же сторонники интеграции расходятся во мнении относительно того, как это будет выглядеть на практике.
Вырисовываются две точки зрения. Одна из идей «экономического правительства» предполагает лидерство французского президента, Николя Саркози. Не совсем ясно, чем это может обернуться. Вероятно, саммиты 17 членов зоны евро будут проводиться дважды в год. Однако они будут отличаться от традиционных заседаний 27 стран и нового пакта Евро-плюс, гибрида 17 и еще шести стран, которые желают принять участие в более сплоченной экономической координации. Формально или нет, Герман Ван Ромпей, председатель Европейского совета, который возглавляет саммиты, заменит на посту «Мистера Евро» непредсказуемого Жана-Клода Юнкера, который является председателем заседаний Минфинов зоны евро.Для экономического правительства Саркози это будет означать усиление влияния Франции, а также поддержание паритета с Германией. Для немецкого канцлера, Ангелы Меркель, создание клуба внутри клуба – единственный способ навести порядок среди несговорчивых членов. Однако страны ЕС, не использующие единую валюту, будут обеспокоены своей принадлежностью ко второму классу. Небольшие страны начнут волноваться о том, что на них станут оказывать давление. Еще большие организационные прения едва ли восстановят доверие рынка.Альтернативная модель предусматривает выпуск единых еврооблигаций. По мнению сторонников этой идеи, показатели долга и дефицита зоны евро выгодно отличаются от американских и британских, чьи облигации считаются надежными активами. Тем не менее, Меркель и слышать не хочет о еврооблигациях. Сокращение стоимости кредитования расточителей может увеличить ее для сберегателей и снизить актуальность реформы. Итак, еврооблигации снова возвращают нас к вопросу о финансовому и, отсюда, политическому союзу.
К чему приведет дефицит демократии?

В настоящий момент рынки исполняют роль прислуги европейского объединения. Подобная интеграция противоречит национальным демократиям, то есть другие страны и Брюссель получат большую власть, чтобы диктовать экономическую политику каждой стране. Валюта может быть европейской, однако бумажники являются национальными, и парламенты не без труда будут делиться денежными фондами. Одним из способов достижения невозможного может стать попытка убедить парламенты принять вдохновленные ЕС правила, предусматривающие сбалансированность бюджета. Среди тех, кто говорит об принятии подобных поправок к Конституции, замечены Италия, Испания и Франция. Проблема заключается в том, что золотые правила не способны заменить экономическую политику. Чем меньше страны могут самостоятельно решать вопрос по зарплатам и благосостоянию, тем они менее независимы.Таким образом, границы метода Монне сужаются. У политиков иссякают инструменты, которые можно выдать за технократические временные меры. Кроме неожиданных изменений на они должны противостоять фундаментальному политическому решению: чтобы избежать крайней меры – полного разделения, Европа должна совершить переход к фискальному союзу. Как только решение будет принято, необходимо решить вопрос по еврооблигациям. В любом случае, пришло время отойти от метода Монне.  Расскажите избирателям, каковы их реальные перспективы.

Примечани 
 Основным методом достижения взаимного доверия в Евросоюзе является опора на механизмы выработки консенсуса. Этот механизм строго выравнивает статусы и полномочия всех стран союза. Однако на практике Германия и Франция традиционно определяют интеграцию и даже доминируют в ней. Сами формальные институты выработки консенсуса чаще всего упираются в тупик: любая страна может применить право вето. Причем чем труднее вопросы, требующие решения по мере углубления интеграции, тем сложнее компромисс. Теоретически можно ожидать, что рано или поздно страны смогут договариваться только по узкому кругу вопросов. Именно поэтому на каждом новом этапе европейской интеграции наблюдатели оценивали ее дальнейшие перспективы скептически. Тем не менее в Западной Европе интеграция успешно продолжается. Правда, она так и остается уникальным, сугубо западно-центрально-европейским феноменом. В других регионах ничего подобного нет, хотя интеграционные тенденции проявляют себя и там.

        Две главные теории европейской интеграции конкурируют с другом: неофункционализм и либеральный межправительственный подход (интерговерментализм, liberal integovermentalism). Либеральный межправительственный подход (МПП) – теория делегирования государственных полномочий, а неофункционализм – теория постепенного перетекания государственных полномочий с национального на наднациональный уровень. Обе теории фокусируются на стимулах политиков поддерживать процесс интеграции или выступать против ее развития. Различие между теориями заключается в фокусе на главных действующих лицах интеграции и их мотивации. Обе теории исходят из того, что интересы политиков противоречат друг другу, и интеграция возможна только в случае нахождения компромисса.