Китай: Чё те надо?

Всем известно, чего хочет Запад от Китая. Также можно догадаться о том, чего Китай не хочет от Запада. Чего-то не хватает в этой истории мирового геополитического противостояния: никто не знает, чего хочет Китай от своего статуса сверхдержавы.

Как и множество других европейских и американских комментаторов, я потратил немало времени, слушая китайских ученых, официальных лиц и дипломатов. Несколько лет назад такие фигуры были редкостью на международных саммитах, встречах и форумах. А тем, кто приезжал в Пекин, оставалось неприятное чувство, что их собеседники прошли тщательную подготовку на предмет своих «единственно правильных» взглядов. Но сейчас все изменилось. Несколько месяцев назад заместитель одного из министров в Китае как бы между прочим признал, что в Центральной партийной школе нет единого мнения относительно отношений с Вашингтоном. Некоторые хранители идеологического пыла считают, что Штаты понимают только язык грубой силы, другие уверены, что Китай заинтересован не только в конкуренции, но и в сотрудничестве. Китайские академики также позволяют себе вольности, хоть и «без протокола», относительно противоречивых политических взглядов националистов, либералов и партийных лидеров. Партийная верхушка также активно обсуждает последствия нынешней политики для молодого поколения.

Недавно один ведущий ученый заявил о том, что Ху Дзиньтао, покидающий свой пост президента Китая в следующем году, не более чем «мелкий бюрократ». Запад был удивлен, когда кабинет министров наполнился политиками поколения Си Цзиньпина, будущего президента. Эти молодые лидеры сформировались как политики под влиянием Культурной революции Мао. Они не постесняются использовать свою власть. Но не все согласны с этой позицией. Один известный (и очень богатый) бизнесмен считает, что пробиться наверх китайской политической системы слишком сложно, что мешает радикальному отказу от прошлого. И все же, такие обсуждения наводят на вполне очевидную мысль: предупреждение Дена Сяопина о том, что Китаю лучше скрывать свою мощь, сегодня чаще игнорируется. Разговоры о том, что Китай хочет свести счеты со своими восточными соседями уже не встречают волну протеста и крики о неверной интерпретации благих намерений.

Запад, который, помимо европейской политики к наращиванию влияния, включает в себя лишь США и Японию, четко знает, что ему нужно от нового Китая. Это требование можно сформулировать простой, избитой, но очень меткой фразой Роберта Зоеллика, президента Всемирного банка, который заявил, что Пекин должен вести себя как «ответственный акционер». Таким образом, Китай должен занять свое место в системе защиты и создания мирового порядка, основанного на правилах. Пекин не без оснований заявляет, что этот мировой порядок - западная конструкция. Однако США на это может возразить, что именно западная конструкция позволила Китаю так высоко взлететь. 

По другую сторону баррикад - китайские политики, рассуждающие о том, чего они не хотят от Запада. Список возглавляют покушения на территориальную целостность Китая. Поддержка требований дать свободу Тибету или Синьцзяну, рассматривается как враждебный выпад - попытка внести раскол в китайское государство. Вторым в списке идут требования, угрожающие процветанию Китая. Пекин сейчас гораздо настойчивее, чем, вероятно, хотел бы Сяопин, но при этом он также крайне обеспокоен любыми попытками подорвать внутренний экономический рост и социальный порядок в стране. Так, Китай, скажем, будет негодовать по поводу продажи американского оружия в Тайване, но в установленных с ювелирной точностью пределах.

Третье табу - это западные нравоучения относительно политического и социального устройства в Китае. Дэвид Кэмерон, принимая недавно Вэня Цзябао у себя на Даунинг стрит, имел возможность в этом лишний раз убедиться. Китайский премьер  публично напомнил своему британскому коллеге об этом, открыто заявив, что Китаю надоели лицемерные морали Британии о правах человека. Этот камень в огород был брошен с большой точностью. Он стал напоминанием о том, что последующий визит Вэня в Берлин - куда более важная часть европейского турне. С одной стороны, это и понятно, поскольку для Китая торговые и инвестиционные связи с Германией представляют большую ценность. Кроме того, Ангела Меркель также не стремится к публичной критике китайской политики. Китай не хочет никаких вмешательств Запада в свои внутренние дела. Если Китай присоединится к странам, указывающим другим, как им себя вести, то другие сочтут себя в праве указывать Китаю. Также, либеральный интернационализм мешает Пекину вступать в сомнительные сделки с сомнительными режимами в странах, богатых энергоресурсами.

Китайские лидеры соглашаются с необходимостью поисках компромиссов. Пекин подписался под принципами Организации объединенных наций по правам граждан и суверенитету государств. Но на этом дело и закончилось. Таким образом, Китай поддержал вторжение в Ливию, но при этом Вэнь настаивает на том, что военные действия Запада были ошибкой, повторение которой нельзя допустить. Пока все ясно. Но если задаться вопросом о том, каковы амбиции Китая в новом мировом порядке, появляется неопределенность и туман. Да, Китай хочет, чтобы его роль перекликалась с его историей, как великой и древней цивилизации. Да, его экономический рост существенно расширил сферу его стратегических интересов. Но хочет ли он заниматься устройством мирового порядка? Как далеко идут его военные планы? Стремится ли он к тому, чтобы его политическая и экономическая модель конкурировала с западным либеральным капитализмом? Это вопросы, на которые нет четких и ясных ответов. Путем логических умозаключений можно прийти к некоторым выводам. Действия Народно-освободительной армии в Южном китайском море и рост расходов на оборонную промышленность указывают на желание потеснить американскую военную мощь. Тесный альянс с Пакистаном подчеркивает стратегическую значимость взаимоотношений с поставщиками энергоресурсов. 

Принцип «разделяй и властвуй» свидетельствует о желании нажиться на европейской слабости и внести раскол в Атлантический альянс. Чем выше поднимается Китай, тем шире сфера его интересов. Насколько она широка? Китай не спешит к мировой гегемонии. Слишком много естественных препятствий у него на пути. Но больше мы ничего не знаем о его намерениях. Боюсь, что сам Китай знает немногим больше.

Филипп Стивенс