 | |
| Царь Алексей Михайлович и его вторая жена Наталья Кирилловна, урожденная Нарышкина | |
 | |
 | |
| «Выбор невесты царем Алексеем Михайловичем». Цветная литография. 1880-е годы | |
И обряды, и ролевая игра, и особая словесность сокольников напоминали яркий спектакль. Может быть, поэтому у царя возникла мысль устроить первый театр, как в Европах. До этих пор на Руси тешились только представлениями скоморохов, рассказами бахарей (сказителей), музыкой рожечников да гудошников, выступлениями песенников. Да еще раз в год на Москве и в крупных городах представляли религиозную мистерию «Пещное действо» (или «Три отрока в пещи огненной»). А ведь в Англии к тому времени пьесы Шекспира стали классикой, во Франции уже прославился Мольер. Русские послы, вернувшиеся из-за границы, рассказывали царю о тамошнем театре как о чуде: «Объявилося море, колеблемо волнами, а в море рыбы, а на рыбах люди ездят, а вверху палаты небо, а на облаках сидят люди. Да спущался с неба сед человек в карете, да против его прекрасная девица, а аргамачки (т.е. кони) под каретами как есть живы, ногами подрягивают… И многие предивные молодцы и девицы выходят из занавеса и танцуют, и многие диковинки делали…»
Алексею Михайловичу очень хотелось завести такое диво, но… До того ли было? Войны, бунты, противостояние с патриархом Никоном, начало раскола, восстание Стеньки Разина – правление Тишайшего было отнюдь не тихим. Может, оттого и просилась душа его в «высокова сокола полет», дабы не одолели «кручины и печали всякия»?
Возможно, так и не создал бы царь первый русский театр, если бы не… любовь.
В 1669 году скончалась царица Мария Милославская. Супруги жили мирно, однако в итоге – два хворых сына, Федор и Иван, да шесть дочерей. Почти два года вдовел Алексей Михайлович. Но жить холостяком православному государю не полагалось. А ему уже за сорок перевалило, по тем временам царь считался пожилым человеком. И он все медлил.
По дороге в Сокольники царь частенько заезжал к боярину Артамону Матвееву, «собинному другу». Матвеев возглавлял Посольский приказ, сам бывал за границей. В его хоромах стояла европейская мебель, а не привычные лавки по стенам да сундуки по углам; отсчитывали время затейливые часы с боем, а не петухи во дворе; у него выступали настоящий оркестр из Немецкой слободы, велись неспешные беседы – словом, ассамблеи петровского образца. Однажды царь заехал к Матвееву запросто, и молодая 19-летняя девица по обычаю поднесла ему чарку. Прежде царь ее не видел. Она была красива и приветлива. Алексей Михайлович спросил, кем она приходится хозяину. Девушка отвечала любезно и складно: она родственница Матвеевых, из небогатого рода тарусских дворян Нарышкиных. В те времена богатые и знатные родственники иногда брали на попечение детей из скудных семейств, недорослей учили и определяли в службу, а для девиц подыскивали женихов. Алексей Михайлович весь вечер тайком поглядывал на молодицу. А прощаясь с хозяином, спросил: есть ли жених у его воспитанницы? Матвеев сокрушенно вздохнул: кто ее возьмет, за ней приданого почти нет! Царь заметил: мол, есть еще люди, которые ценят не приданое, а девичью красу и другие достоинства.
И через малое время Алексей Михайлович назначил всероссийские смотрины.
Жениться по любви не может ни один король, поется в популярной песенке. Король не может. А вот царь в допетровской Руси очень даже мог. Взять хотя бы Ивана Грозного: не менее шести браков, и все по любви. С его стороны, по крайней мере. Выбор невест у царей был практически безграничным. В Москву на смотрины свозили и сто, и полтораста дворянских дочерей со всех уголков России. Почему так? Потому что Россия уже давно осталась единственной православной державой, все другие были уже под турками, и царь не мог взять иностранку другой веры. Иногда цари брали жен из «ближнего круга», но это вело к чрезмерному усилению боярских родов (пример – первый брак Алексея Михайловича). Правда, и всероссийский конкурс, в конце-то концов, поднимал родственников невесты «из грязи в князи». Так возвысились и сами Романовы, благодаря первой жене Ивана Грозного – Анастасии Романовне. И все-таки, согласитесь, царю приятнее выбирать из ста претенденток, чем жениться без всякой альтернативы, по политическим соображениям. И дворянству лестно: у нас каждая Золушка может стать царицей!
Впрочем, Алексей Михайлович назначил конкурс «Мисс Царская невеста» скорее для прикрытия, чтобы соблюсти приличия. Так как невеста у него уже была на примете.
«Мисс Россия – 1669/1670»
Итак, в Кремль прибыли семьдесят потенциальных царских невест из Новгорода, Рязани, Суздаля, Костромы и более дальних городов. Всех поселили в палатах теремного дворца, и только московские барышни жили дома, являлись на прием к царю в назначенный день. Царь принимал девиц группами, от двух до девятнадцати, беседовал с претендентками, не выказывая никому предпочтения. 1 февраля 1770 года в числе четырех претенденток с царем общалась и Наталья Нарышкина.
Первый тур растянулся почти на полгода. Финалисток отправили на «Верх», так назывался второй этаж терема – женская половина дворца. Была среди избранных, разумеется, и Наталья Кирилловна.
Второй тур проходил еще более неспешно. Всех конкурсанток осмотрел царский лекарь Стефан – царская невеста должна была обладать крепким здоровьем, дабы принести царю наследников. На этом этапе слухи, сплетни и интриги усилились. За спиной финалисток стояли порой могущественные кланы, например, князья Долгорукие. Про Наташу Нарышкину болтали, будто она в детстве бегала по городу в лаптях. Впрочем, была среди избранных и еще одна Золушка – Авдотья Беляева, сирота, воспитанница женского монастыря. Она же, как оказалось, была главной соперницей Натальи Нарышкиной. Сама по себе девушка была тихоней, но вот ее дядя Иван Шихарев и бабка, старица Ираида, развили бурную закулисную деятельность. Поскольку Дуня была девушка субтильная и бледная (вот оно, монастырское воспитание!), Шихарев пробился к самому «дохтуру Стефану» и уговаривал его дать хорошее заключение о здоровье Дуняши. Лекарь отказывался: они, мол, для меня на одно лицо, все в длинных хламидах, щеки нарумянены, брови насурмлены – как узнать твою племянницу? Дядька придумал условный знак: как возьмешь ее за руку, она на твою перстом надавит, значит, это Дуня и есть…
И вот 18 апреля все претендентки вновь предстали перед царем. Он приветствовал девушек, спросил, довольны ли они приемом. Финалистки отвечали, что, мол, премного довольны! А сами во все глаза следили за руками государя: согласно традиции, он должен был вручить избраннице шелковый платок. Однако Алексей Михайлович этого не сделал, ласково попрощался с девушками и отпустил по домам.
Все были в крайнем недоумении! Даже самые близкие, даже «собинный друг» Матвеев не знали, что в списке избранных Алексей Михайлович уже поставил крестик против имени Натальи Кирилловны Нарышкиной. Закогтил ясный сокол лебедь белую! Тут пора бы честным пирком да за свадебку, как вдруг…
22 апреля во дворце обнаружили два подметных, «воровских», как тогда говорили, письма. Их текст не сохранился, но, по-видимому, аноним утверждал, что невеста «нечиста», да в таких срамных выражениях, что письма царю не показали, доложили только «краткое содержание». Приказной дьяк писал в докладе: «Такого воровства и при прежних государях не бывало, а писаны непристойные слова...»
Алексей Михайлович повелел провести строжайший розыск и найти клеветника. Подозревали многих, в первую очередь интригана Шихарева. Сличали почерки, объявили награду за выдачу злодея. Эта клевета так задела жениха, что он лично присутствовал на допросах. А ведь он не бывал даже на допросах Стеньки Разина, а тут… Вот ведь как проняло холостяка!
Дело окончилось ничем. Виновные не были найдены. Но наиболее проницательные современники считали, что клеветники метили не в невесту, а скорее в ее благодетеля, Матвеева, завидовали ему, старались оттеснить от государя. Не вышло.
Минуло девять месяцев, можно было ребенка выносить и родить. Рано утром 22 января 1671 года в дом Матвеева постучали царские посланцы. Хозяина и Наташу подняли с постели сонных. Девушку, ни слова не говоря, обрядили в златотканое платье, усыпанное драгоценностями, такое тяжелое и плотное, что она в нем еле двигалась. И повезли Наталью прямо под венец.
Театр одного зрителя
Прошло чуть больше года, и у царственных супругов родился сын Петруша, будущий царь Петр I. Алексей Михайлович не знал, как угодить жене, хотел ее развлечь, потешить. Тут и вспомнил про театр. Царь отправил своего посланца за границу с поручением найти мастеров, «которые умели б разные комедии строить», режиссеров то есть. А сам тем временем приказал возвести близ летнего дворца на Яузе особую «комедийную хоромину» с просторным залом. Стены были обиты дорогим сукном, невысокий подиум заменял сцену.
Но в России и царь не всевластен в некоторых вопросах. Выпуская в свет небывалое зрелище, следовало заручиться одобрением Церкви. Известно, каким гонениям подвергались скоморохи и прочие «игрецы». И все-таки разрешение было получено, при условии что представление будет религиозным по содержанию и по духу.
Театр был почти готов, когда антрепренер вернулся ни с чем: нужных людей он не нашел, либо не сумел уговорить ехать в неведомую страну. Тогда царь обратился к Матвееву: уж он-то знал всех иностранцев в Москве. Матвеев вспомнил, что есть в Немецкой слободе пастор Иоганн Грегори, человек сведущий в науках и искусствах.
Надо сказать, Грегори не обрадовался такому предложению, но оно звучало как приказ: «Учинити комедию, а на комедии действовати из Библии Книгу Есфирь». Грегори перевел на русский язык немецкую пьесу на этот сюжет под названием «Артаксерксово действо»; в Европе ее обычно играли в школах и университетах. Пастор набрал юношей-иностранцев из Немецкой слободы и русских недорослей из подъячих и слободских. Им предстояло играть не только мужские, но и женские роли. Только один взрослый исполнитель был привлечен на роль царя Артаксеркса. Пастор привлек к работе живописца, декораторов, портного для шитья «потешного платья», органиста с музыкантами, и работа закипела. Всего над спектаклем работали шестьдесят с лишним человек, сроки перед труппой были поставлены наикратчайшие.
Грегори понимал, что спектакль ставится для одного зрителя – царя, и трепетал при одной мысли о провале. На самом деле спектакль был посвящен Наталье Кирилловне, и вот почему. В библейской «Книге Эсфири» рассказывалось о любви немолодого персидского царя Артаксеркса и еврейской девушки Эсфири. Царь решил жениться и выбрал не гордую персиянку, а скромную иудейку. Но придворный интриган Аман оклеветал перед царем всех евреев и хитростью добился царского приказа об их истреблении. Эсфирь отважно явилась к царю и открыла ему всю правду. Этим она спасла свой народ и разоблачила клеветника. Понятно, что Алексей Михайлович неслучайно выбрал именно этот сюжет, видно, «воровские» письма до сих пор занозой сидели в сердце.
Премьера состоялась 17 октября 1672 года. Придворным и знатным людям были разосланы приглашения: «Быть с Москвы нарошно к государю в село Преображенское». Наконец, зрители заняли свои места. Присутствовала, конечно, царица Наталья Кирилловна, взрослые царевны и сестры царя, но все женщины сидели отдельно, за особой решеткой. И спектакль начался. Это был культурный шок! Десять часов кряду зрители напряженно следили за действием, не вставая с мест. Впервые русский зритель наблюдал не религиозную мистерию, а художественную иллюзию самой жизни, и эта великая иллюзия была столь нова и правдоподобна, что ее принимали за действительность! Прозрачные намеки на недавние события усиливали эффект присутствия, современники не сомневались: «В Мардохее (воспитатель Эсфири) примешан был Матвеев, Есфирь напоминала царицу Наталью Кирилловну. В Амане хотели узнавать кого-нибудь из Милославских».
Потрясла публику и любовная линия. В сущности, любовь земная впервые была выражена в произведении светского искусства так откровенно. А некоторые реплики Артаксеркса звучали даже слишком эротично: «Аз ее желаю, ее, взирая, лобзати»!
Спектакль окончился. Русский зритель не знал аплодисментов. Все расходились молча, потрясенные до глубины души. Грегори не знал, жив он или уже мертв.
И случилось невероятное: царь принял в Кремлевском дворце всю труппу! «Были у государя у руки и видели его ясны очи», – записал помощник режиссера студент-медикус Ринхубер. Исключительность этого события отмечена безвестным подъячим: «А наперед сего пасторы и иноземческие дети у руки великого государя не бывали». Вот в чем дело: служители Лютера «лютого», чуть ли не Антихриста – приняты царем с ласкою. Он одарил артистов деньгами и дорогими тканями, а пьесу велел переплести в красный сафьян с золотым тиснением. Особо отметил государь исполнителя главной роли Фридриха Госсенса и произвел его в чин прапорщика.
В «комедийной хоромине» были поставлены еще десять пьес: «Юдифь», «Жалостная комедия об Адаме и Еве», «Иосиф» и другие, на религиозные и исторические сюжеты. Две из них сочинил для этой труппы поэт и философ Симеон Полоцкий. Кроме того, Алексей Михайлович с семьей и избранными гостями посмотрел даже балет «Орфей и Эвридика»! Он вызвал, правда, у благочестивого государя большие сомнения в смысле нравственности... Тем не менее о театре заговорили, многие хотели посмотреть невиданное представление. И по распоряжению Алексея Михайловича уже в самой Москве было устроено еще две сцены.
***
Память об этих ярких событиях хранят Сокольники: улица Сокольническая Слободка, где был соколиный двор; Сокольнические улицы, переулок, площадь; Полевые переулки, где царь тешился соколиной охотой; Оленьи улицы и пруд. Наконец, Колодезные улица и переулок – именно там был царский дворец, а близ него колодец с ключевой водой; в народе его прозвали Святым колодцем, а воду впоследствии возили в бочках даже за реку, в Новое Преображенское.
Однако после смерти Алексея Михайловича летний дворец стал местом ссылки для его вдовы и сына-подростка. Все приходило в упадок – комедийная хоромина, Сокольничья слобода. Но здесь юный Петр уже играл с «потешным войском». Отсюда, от правого берега Яузы он отправился в первое плаванье на дедовском ботике «Св.Николай».
Все еще было впереди.
Сергей МАКЕЕВ
Готовимся к праснику!!!
ОтветитьУдалить